Мне всегда было жаль тратить время на что‑то, помимо живописи…
Искусство Зисмана — тихое искусство. Оно ждет от зрителя сосредоточенности, способности к постижению языка нюансов.
Зисман был убежден, что художник должен всю жизнь учиться, но ничему не научаться, то есть не закоснеть в приемах внешнего мастерства. Современная художественная культура не подавляет его, но присутствует — для него — где-то сбоку.
Конечно же, опытный глаз почувствует (и вспомнит), что художник работал рядом — и на общей питерской почве — с такими мастерами, как В. Пакулин, А. Ведерников, Р. Фрумак, А. Каплан. Сам Зисман неизменно подчеркивает, что для него большой моральной поддержкой было выступление — в лоне Ленинградского Союза художников — так называемой группы одиннадцати — Г. Егошина, З. Аршакуни, В. Тетерина, Л. Ткаченко, В. Тюленева и других. Младшие как бы подтверждали ненапрасноеть одинокого подвижничества старших. Но все эти переклички, легкие касания — лишь свидетельство того, что мастер работал не в безвоздушном пространстве. Зисман — остается Зисманом, художником, не похожим ни на кого другого.
Прошедший профессиональное и эстетическое формирование в начале 30-х годов, он как будто не пожелал обременять себя багажом наследия, который принято считать необходимым для «современного» художника. И, так сказать, долистал историю искусства где-то до импрессионистов, до Боннара, до раннего «голуборозовского» П. Кузнецова. До Сезанна, не говоря уже о кубизме, супрематизме и прочих «измах» — не дошел. Не затронули его и теории новейшего искусства. Он поразительно внетеоретичен. Не теории, а взгляд в глубину самого себя настраивают и «заводят» его, давая возможность дистанцироваться от эмпирической реальности, от натуры, с тем, чтобы придти к ее эстетическому преображению. Глубинное самопогружение и создает заветный «магический кристалл», призму авторского мировосприятия. Словно подернутые маревом, картины художника наполнены вибрирующей пространственной средой, которая кажется осязаемо ощутимой и вместе с тем — ирреальной.
Зисман современен не внешне, а по сути. Он сделал свой выбор, позволяющий ему с максимальной адекватностью раскрыть свое «я». От импрессионизма (подобно М. Ларионову) он взял его «вывод» — отношение к картинной плоскости, к живописной ткани, обладающей своей органикой развития. Благодаря уникальному колористическому чутью художника, она у него поистине драгоценна. Однако — отнюдь не отвлеченно-самоценна. И не столько потому, что относится к тому или иному мотиву. Мотив, как правило, незначителен, случаен, — сам по себе он ничего не представляет, взятый наугад, наобум. Как говорил художник, его Таити — в Гурзуфе, а с одного места можно написать четыре этюда, лишь поворачивая мольберт в разные стороны. Но мотив представительствует от имени этого мира, этой жизни. Она словно бы и удерживается его взором, и постоянно уходит, утекает от — или из — него, как и из каждого человека. Ибо мир и мастер — объект и субъект — предстают как нечто единое и неразрывное. Мир есть постольку, поскольку есть художник, его виденье, дыханье, душа. И художник раскрывается постольку, поскольку он приобщен к этому миру, растворен в нем. Поскольку постоянно творит, ткет свою грезу о реальности, томительно переживая мираж существования.
Картины Зисмана подобны видениям. Жизнь в них замедленна. Замирает движение. И время смиряет свой бег, даруя некую просветленную паузу, словно перед расставанием или — обещая что-то невозможное, хотя и мнящееся таким близким. Вот эта счастливая мука нераздельности души художника и мира, ощущение постоянного истаивания бытия и определяет особенности живописной ворожбы Зисмана.
Текст взят из статьи Льва Мочалова.
Краткая биография
Родился в Киеве в 1914 г.
С 5 до 17 лет воспитывался в детском доме.
1924–1930 — учился в Киевской еврейской художественно‑промышленной школе «Культур‑Лига».
1931–1933 — работал в должности художника‑оформителя на фабрике «Диафото» в Москве.
1933–1934 — работал на Дальнем Востоке (г. Биробиджан) преподавателем рисования и черчения в школе‑десятилетке и в педагогическом техникуме.
1935–1937 — учился в Московском институте повышения квалификации художников по классу живописи Б. В. Иогансона.
1937–1953 — с перерывами служил в Советской Армии. Участник Великой Отечественной войны; награжден медалью «За отвагу», орденом Великой Отечественной войны I степени.
1947 — вступил в Союз художников РСФСР.
Скончался 26 июня 2004.
Работы хранятся в собраниях
Государственный Русский музей (Санкт‑Петербург)
Государственный музей театрального и музыкального искусства
(Санкт‑Петербург)
Центральный выставочный зал «Манеж» (Санкт‑Петербург)
Музей Анны Ахматовой в Фонтанном доме (Санкт‑Петербург)
Государственный музей «Царскосельская коллекция»
(Санкт‑Петербург, г. Пушкин)
Государственные художественные музеи Архангельска, Саратова, Хабаровска, Комсомольска‑на-Амуре, Сочи и др.
Частные коллекции (Россия, США, Германия, Израиль)