Валерий Трофимов

НА СТАРОМ КЛАДБИЩЕ

 

Там было сыро и темно,

Царапались о листья капли,

Движенья ветра смертью пахли,

Которая произошла давно.

 

И сквозь ажурное литье

Мерцали глазки незабудок

И гравировки: «… не забуду…

Покой… день ангела её…»

 

И папоротник оперял

Подножья памятников ветхих.

В честь вечной памяти и верной

Крапивный холод полыхал.

 

И мнилось мне, среди могил

Какое-то живет мечтанье,

И чье-то «легкое дыханье»

Мир где-то рядом растворил.

 

Здесь запретили хоронить,

Но хоронили, только реже.

Я думал, озираясь, где же

Поминовений рвется нить?

 

И мне на это отвечал

Мхом покрывающийся камень:

«Для большинства лет сорок – память,

А там!..» Крошился, замолкал.

 

Казалось, этим потрясен

Был сам дождливый летний вечер.

И мне ответить было нечем…

Чугун ржавел со всех сторон.

1983 г.

 

 

МИЛОСЕРДИЕ

 

Мы станем милосердней и нежней!

Вот погоди же, это время минет,

и все изменится.

В пучине дней не сгинет

твое лицо,

рука

и родинка на ней.

 

Так быть не может, чтоб и мы,

при этой жизни разлучившись,

не встретились когда-то…

У зимы

так тяжелы снега, летучести лишившись,

а души сиротливо холодны.

 

Быть может, это сон,

и, окруженный тьмой,

я позабыл обратные дороги?

Но, говорят, Бог милостив,

с тобой

мы встретимся, дики и одиноки,

в какой-то дальней области ночной,

на рубеже бессилья и тревоги.

 

Ты не узнаешь прежних мест и лиц.

Леса осенние обнажены до срока,

редки и бесприютны стаи птиц

и хижина могильщика убога.

 

Но вдруг – как милость! –

с белых облаков –

за все грехи нежданное прощенье –

осыплется на долы и селенья

шуршащий снег полузабытых слов,

полуоткрытых губ прикосновенье.

1979 г.

 

 

МАЛЬЧИК

 

Какая немота обволокла весь дом!

Морозы поднялись в январский полный рост.

Блистает серп луны и россыпь ярких звезд

В зиянии небес за инистым окном.

 

Сон. Глухозимье. Тишь. Полночный мертвый час.

Искрятся лед и снег. Дрожащим языком

Лампадка лижет мрак у карих Божьих глаз.

Оклады в темноте мерцают серебром.

 

Пробило полночь. Вдруг, как будто домовой

Подростка подтолкнул, шмыгнувши из угла.

Открыл бы он глаза, от страха сам не свой,

Да бабушка вчера под вечер умерла.

 

И кажется ему, весь мир оцепенел

И вымерз. Только печь под боком горяча.

А луч луны в окне потусторонне бел,

Какой-то мотылек кружит внутри луча.

 

… Печально и светло на самом дне зимы.

Вдруг кто-то робко — звяк! – крючком двери входной

И словно дверь толкнул средь полной тишины.

Не бабушки ль душа прощается с тобой?

 

А если ты умрешь, увидишься ли с ней?

Ночную духоту сверлит с киота взгляд.

Колеблет ветер цепь рождений и смертей,

Звено вослед звену струится наугад.

 

Безмолвная страна лежит в плену снегов.

Сдавила ей гортань суровая зима.

Во мглу ее судеб, во тьму ее веков

Плывёт в ночи зима, сводя тебя с ума.

1984 г.

 

 

В АНАТОМИЧЕСКОМ МУЗЕЕ

 

1.

О чем скорбят в музее мумии? Лицом

Сухие, мертвые, а выражают муку.

Им сушит мышцы так, что горестным кольцом

Растянут рот, готовый к стонущему звуку.

 

Среди поблекших оболочек и желёз,

Разволокнившихся в прозрачных желтых банках

Так обнажен субстрат, распахнута изнанка

До мелких косточек, сосудов и волос,

 

Что мы, зажмурившись, готовы отрицать

Связь наших радостей, печалей, потрясений –

С пластами мускулов, с клубочками сплетений…

К чему, не нужно их, неловко вспоминать!

 

Зачем так пристально, так близко!? Мудрый страх,

И рассудительность нас вовремя спасают…

Как день забывчивый черемухой пропах!

Как жутко мумии печаль изображают!

 

 

2.

Уйдет экскурсия. Тщеславный лаборант,

Войдет в прозекторскую, прерванное дело

Продолжит. Редкий, необычный свой талант

Он совершенствует здесь твердо и умело.

 

Часы старинные пробьют урочный час.

На полку новых экспонатов встанет банка,

И чай душистый в кабинетике, светясь,

Ему с улыбкою заварит практикантка.

 

Средь мумий горестных, безгубых и немых,

Лишенный прошлого, лишенных справедливой

И полной смерти, как веселой среди них

И обаятельной быть можно, и счастливой?

 

А вы спросите через девять-десять лет,

С чем счастье связано, в кругу каких предметов

Была ты счастлива?..

И жалкий мир скелетов

Всплывет нечаянно… —

когда другого нет.

 

В века ль железные, в разворошенный ад,

В скупые ль сумерки истории бесстрастной

Она простой войдет, забывчивой, прекрасной…

Ее полюбят там, не только что простят.

1984 г.